Виктория Панова / Саммит G20: возвращение к диалогу
Виктория Панова / Саммит G20: возвращение к диалогу
Советник по стратегическому планированию НКИ БРИКС, Доцент кафедры международных отношений и внешней политики России Виктория Панова — о прошедшем в Анталье (Турция) саммите «Группы двадцати».
В Анталье завершился очередной саммит «Группы двадцати». Целый ряд итогов этой встречи предстоит оценить позже, когда будет понятно, насколько государства и члены «двадцатки» готовы к выполнению принятых обязательств. Тем не менее, о первых впечатлениях уже можно говорить.
Наверное, первое, с чего стоило бы начать, — это общий фон данного мероприятия. В отличие от предыдущего саммита «Группы двадцати» в Брисбене, ни сама председательствующая сторона, ни СМИ не выделяли никакие страны как «недостойные» участия. Действительно, в зависимости от политических предпочтений те или иные источники пытались провести альтернативный взгляд на состав или председательство в группе (как, например, в оппозиционных Эрдогану и некоторых западных СМИ, обсуждавших неприемлемость проведения саммита в стране с репрессивным режимом), но это ни в коей мере не влияло на параметры и атмосферу проведения встречи в верхах.
Другой чертой прошедшего саммита стало включение политических вопросов в повестку дня переговоров — в результате помимо обычного коммюнике лидеры приняли отдельное Заявление по борьбе с терроризмом. Впрочем, далеко идущих выводов во этому поводу не стоит делать, причем ни по вопросам трансформации формата «Группы двадцати» и превращения ее из «глобального финансово-экономического директората» в де-факто глобальное правительство, потенциально вбирающее в себя функции такого универсального института, как СБ ООН, ни по вопросам, как это поспешили сделать некоторые журналисты, выработки единой позиции всех стран «двадцатки» по проблеме терроризма. Конечно же, последние трагедии и очередное осознание того, что жертвами террора могут стать не только мирные жители, находящиеся в странах Ближнего Востока, Азии, Африки или даже России, но и граждане западных государств, привело к определенным подвижкам в позициях наших партнеров в США и Европе.
Тем не менее, говорить о полном совпадении стратегических и тактических параметров такой борьбы еще очень и очень рано. Хотя двусторонняя встреча президентов Владимира Путина и Барака Обамы на полях «двадцатки» и стала в некоторой степени логическим развитием прошедшей ранее Венской встречи министров иностранных дел, по итогам которой договорились о важности общесирийского политического диалога и организации встречи и переговоров как президента Башара Асада, так и представителей оппозиции на полях ООН после 1 января 2016 года. С другой стороны, хозяин саммита «двадцатки» президент Реджеп Эрдоган в ходе итоговой пресс-конференции ясно обозначил, что, с его точки зрения, Асад «не имеет места в будущей Сирии». Аналогичным образом обозначил свою позицию в ходе итогового выступления и Барак Обама.
Интересно также, что за два дня саммита показательно эволюционировали и подходы стран к совершенным терактам. Если начались заседания «Группы двадцати» с минуты молчания по жертвам парижской трагедии, то уже в конце саммита лидеры говорили и о жертвах в Бейруте, ранее — в Кении и т. п. Хотя «двадцатка» и не принесла соболезнования российскому народу относительно жертв крушения самолета над Синайским полуостровом, прямым признанием обеспокоенности лидеров произошедшим стал пункт Заявления об укреплении сотрудничества в сфере авиационной безопасности.
При этом, хотя проблемы борьбы с терроризмом и судьба беженцев и обсуждались активно в ходе саммита, глубину проработанности этих вопросов, когда заявление было выработано в последние два дня, и финансово-экономической тематики, составившей суть коммюнике и прошедшей через весь год глубоких и всесторонних дебатов, сложно сопоставлять. Возможно, превалирование вопросов терроризма в ходе выступлений лидеров на пресс-подходах скорее определялось как актуальностью и остротой темы, так и сложностью финансово-экономических деталей соглашений «двадцатки». Достаточно вспомнить, как радикально изменилась повестка дня саммитов «семерки» в начале 1980-х годов, когда в этих странах произошла смена власти и вместо профессионалов-экономистов (например, и Жискар д’Эстен, и Шмидт до назначения на высший пост были министрами финансов своих государств) на высшие посты пришли обычные политики, незнакомые с проблемами экономического роста, торговых барьеров, финансового регулирования и т. п. Так и в «двадцатке»: хотя среди лидеров этих стран изначально не превалировали экономисты, сам формат вышел из т. н. «финансовой двадцатки» уровня соответствующих министров, существовавшей с 1999 года.
Конечно, наличие политических моментов в повестке дня в случае какого-либо острого кризиса накануне проведения саммита неизбежно, но при этом говорить о трансформации данного формата во всеобъемлющий механизм обсуждения политических, финансово-экономических, гуманитарных и любых других вопросов еще очень рано. Более того, подобная трансформация может в определенной ситуации навредить, излишне политизировав процесс и создав дополнительные препятствия в работе «Группы». Достаточно вспомнить прошлогодний демарш австралийских представителей, поставивших под вопрос участие российского президента в саммите, что, в свою очередь, спровоцировало соответствующую реакцию стран БРИКС. Заявления отдельных экспертов относительно того, что после прекращения существования «восьмерки» такая политизация «двадцатки» неизбежна, не выдерживают критики. Ведь «Группа восьми» и ранее не имела в своем составе такие крупные государства, как Китай, Индия, Бразилия, причем Китай является также и постоянным членом СБ ООН. Тем не менее, никто из отечественных экспертов не предлагал ввести такие новшества в «Группе двадцати», пока у нашей страны не произошел конфликт с остальными партнерами по «семерке».
Как уже было отмечено ранее, как раз традиционные вопросы повестки дня «двадцатки» можно отнести к наибольшим достигнутым успехам, хотя и менее громким. Лидеры отметили в своем коммюнике сохраняющиеся проблемы с экономическим ростом и приняли Анталийский план действий адаптированных национальных стратегий роста. Российский лидер выделил проблемы суверенного государственного долга.
Интересно также, что в итоговом документе достаточно жестко выражено «разочарование» участников отсутствием прогресса по реформе МВФ и содержится призыв к США о скорейшей ратификации соглашения о перераспределении квот МВФ. Важными стали договоренности о продвижении сотрудничества в сфере налогообложения: было определено, что самое позднее до конца 2018 года между странами «двадцатки» и за ее пределами необходимо запустить систему автоматического обмена данными по налогам и прибыли, а к началу 2016 года должны быть разработаны всеобъемлющие рамки повсеместного использования проекта G20/ ОЭСР по избеганию размывания налогооблагаемой базы и вывода прибыли из-под налогообложения (т. н. BEPS — Base Erosion and Profit Shifting, одобренный еще на саммите «двадцатки» в Санкт-Петербурге в 2013 году).
Впервые в документе были отражены вопросы информационно-коммуникационных технологий и, что, пожалуй, самое важное, данный параграф является компромиссной позицией России, Китая и США, что позволяет надеяться на достижение реального прогресса в этой сфере.
Впрочем, далеко не все достигнутые договоренности обязательно означают достижение реального консенсуса с возможностью переведения данных постулатов в практическую плоскость. Так, в контексте усилий США по созданию трансрегиональных партнерств (уже заключенного 5 октября, хотя еще и не ратифицированного ТТП, перспективных ТТИП и ТИСА) некоей мантрой звучит положение о том, что костяком многосторонней торговой системы остается ВТО. Достаточно сложные переговоры велись вокруг проблемы изменения климата, и даже обязательства о принятии нового юридически обязательного документа в этой области, к сожалению, не гарантирует успеха предстоящей парижской встречи.
Тем не менее, в целом можно сказать о том, что саммит «двадцатки» был продуктивным и сбалансированным. Более того, именно эта встреча продемонстрировала возможности достижения общих позиций по целому ряду вопросов и преодоления конфронтационности даже при условии сохранения разных взглядов на существующие проблемы.